* * *
А я не ждал, что будет все прекрасно,
Что будут ананасы и цветы,
Улыбки удовольствий повсечасно,
И вовсе нет осенней темноты.
Как раз наоборот — я ждал напастей;
Я ждал, что только серость, только жуть.
И, Боже Мой! какое это счастье,
Что я прошел обычной жизни путь.
* * *
Конечно же, я верю в рай,
Но не фруктовый, не цветастый.
И ты меня не запирай,
В свой вывод грубо не грабастай.
Пусть кто-то в рае
Зрит чертог,
А кто-то сад прекрасный
В рае.
О нем всё знает только Бог,
тогда как мы предполагаем.
* * *
А ветер сегодня тяжёлый,
Давит тяжёлым плечом.
Повсюду царит напряжённость,
И есть поразмыслить о чём
Речная вода, как под плицами,
Не завтра уляжется лёд.
А осени хмурая птица
Свой серый свершает полет.
* * *
Стареют самолёты,
Стареют поезда .
Стареют от заботы,
Текущие года;
Заносит снегом белым
Остатки кутерьмы…
А разве от безделья
Моложе станем мы?
* * *
Февраль. Метель зараза свищет,
В лесов копается белье…
Своё всегда имей жилище,
В чужом нет сладости жилье.
Из жёрл ракет жар, как из домны
И небоскрёбы для жулья.
Ещё достаточно бездомных
Людей, забытых, без жилья.
* * *
Упал бокал, блестят осколки,
И смысла нет считать их сколько.
* * *
Ох, юность моя непутёвая!
И время потрачено зря,
Надежда с мечтою заклёваны,
Всё было до фонаря.
Забот враг был я изначально,
И выгоды – сразу на дно.
Совсем ни к чему печали –
Живущим одним только днём.
* * *
А по-другому не споёшь
Ты в этом мире путанном:
Да, в пресловутом бытие
Море недоступного.
* * *
Были б все разумные –
Мерзость мы разули бы?
Или же наоборот?..
Подскажи честной народ.
* * *
Вот ставят победные арки –
Победный чтоб помнили год.
Бывают победы яркие –
И стоят они того.
А дней суетятся спицы,
Не всё замечает стило…
Сначала они – Аустерлицы,
За этим идёт Ватерлоо.
* * *
Заглянуть не дали в дали,
Видно, много чести.
То, что дали, то и дали,
Далее не лезьте.
* * *
Коль взаимности не видно,
Отношение неликвидно.
* * *
А море я видел издали –
Воды голубой жест.
Да, мне сухопутье выдали,
Она – сухопутность – мой крест.
Заглушена к шири жажда,
С зажатостью внятны лады…
Всё в море вернётся однажды –
Мы, вышедшее из воды.
* * *
Хрупка у вербы ветка,
День краток голубой.
А воля человека
Слаба перед судьбой.
* * *
Ледышек под ногами хруст,
А по щекам мороз как тёрка.
Серьёзный пень и явный хлюст
Уют найдут в квартире тёплой.
Вонзается игла-вопрос:
Жизнь – что же это за потреба?..
За двести градусов мороз –
За двести километров в небо.
* * *
Построено где на расчёте,
Другого уже не найдёте.
Там много безмолвной вражды,
Сойтись не спешат без нужды.
* * *
Не может жизнь быть призраком пустым,
Туманом незатейливым простым,
Как быть пустой не может красота,
Что так вокруг нас щедро разлита.
* * *
Кто придумал, что ребенок — гений,
Просто он наивней и прямей,
И ему больней от потрясений,
И не мчат его потоки дней;
В нем неукротимее желания,
Менее надежны тормоза,
И неумолимые незнания
Так и лезут кучей на глаза.
Беззаботность в нем живет по-птичьи,
Скуки не разводит сухостой.
Вот и все заметное отличие,
В остальном он индивид простой.
* * *
Возможен всякий поворот,
Судьбы не рвутся вожжи.
И человек, и весь народ
По сути, в чём-то схожи.
* * *
Я брак бы оправдал,
Вознес бы до небес,
Когда бы
Из бракованного пистолета
В Пушкина
Стрелял Дантес.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
2) Огненная любовь вечного несгорания. 2002г. - Сергей Дегтярь Это второе стихотворение, посвящённое Ирине Григорьевой. Оно является как бы продолжением первого стихотворения "Красавица и Чудовище", но уже даёт знать о себе как о серьёзном в намерении и чувствах авторе. Платоническая любовь начинала показывать и проявлять свои чувства и одновременно звала объект к взаимным целям в жизни и пути служения. Ей было 27-28 лет и меня удивляло, почему она до сих пор ни за кого не вышла замуж. Я думал о ней как о самом святом человеке, с которым хочу разделить свою судьбу, но, она не проявляла ко мне ни малейшей заинтересованности. Церковь была большая (приблизительно 400 чел.) и люди в основном не знали своих соприхожан. Знались только на домашних группах по районам и кварталам Луганска. Средоточием жизни была только церковь, в которой пастор играл самую важную роль в душе каждого члена общины. Я себя чувствовал чужим в церкви и не нужным. А если нужным, то только для того, чтобы сдавать десятины, посещать служения и домашние группы, покупать печенье и чай для совместных встреч. Основное внимание уделялось влиятельным бизнесменам и прославлению их деятельности; слово пастора должно было приниматься как от самого Господа Бога, спорить с которым не рекомендовалось. Тотальный контроль над сознанием, жизнь чужой волей и амбициями изматывали мою душу. Я искал своё предназначение и не видел его ни в чём. Единственное, что мне необходимо было - это добрые и взаимоискренние отношения человека с человеком, но таких людей, как правило было немного. Приходилось мне проявлять эти качества, что делало меня не совсем понятным для церковных отношений по уставу. Ирина в это время была лидером евангелизационного служения и простая человеческая простота ей видимо была противопоказана. Она носила титул важного служителя, поэтому, видимо, простые не церковные отношения её никогда не устраивали. Фальш, догматическая закостенелость, сухость и фанатичная религиозность были вполне оправданными "человеческими" качествами служителя, далёкого от своих церковных собратьев. Может я так воспринимал раньше, но, это отчуждало меня постепенно от желания служить так как проповедовали в церкви.
